Й.Йотов. Георгий Димитров и Лейпцигский процесс

Юрий Чернышов Дело Щербинского странным образом заслонило собой дело Евдокимова 23 марта 2006 года коллегия Алтайского краевого суда вынесла решение прекратить дело о гибели Михаила Евдокимова и освободить из-под стражи Олега Щербинского, который до этого был приговорен

Глава одиннадцатая. ЛЕЙПЦИГСКИЙ ГАМБИТ Унизительное судилище сильно задело нашего героя. Скорее всего, душевные раны, нанесенные чиновниками, не смогли затянуться окончательно уже никогда. Но Бах никогда не походил на бледного гения с горящим взором, готового наложить

Глава II ЛЕЙПЦИГСКИЙ СТУДЕНТ Лейпциг предстал перед ним в венке из лип. Какая противоположность мрачному Франкфурту! Прекрасный современный город, правильно распланированный, окружённый осенью жёлтыми садами, в

6. ПОЖАР РЕЙХСТАГА. ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКВУ Величественному зданию рейхстага, которое представляло не столько архитектурную достопримечательность Берлина, сколько символ устаревшей прусской политической системы, в ночь на 27 февраля 1933 года было суждено стать жертвой

Есть такие значимые события, которые являлись делом индивидуальных усилий одной определённой личности. В этом смысле широкую известность приобрёл в XX столетии Лейпцигский процесс . Задуманный как трибунал, осуждающий международный коммунизм, он превратился в трибунал, осуждающий гитлеровский фашизм. Это произошло исключительно в результате героизма и титанической воли болгарского коммуниста Георгия Димитрова.

И так называемое «димитровское» определение фашизма, представленное в резолюции XIII пленума ИККИ и повторенное на VII Конгрессе Коминтерна Георгием Димитровым, докладчиком по этому вопросу, проливает свет в умы и наших современников. «Фашизм — это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала… Фашизм — это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм — это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике — это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть против других народов» (Г. Димитров).

Вышедший из среды типографских рабочих, Г.Димитров (1882-1949) вырастает и закаляется в борьбе против капиталистической эксплуатации, за свободу и социальную справедливость. Ученик и соратник Димитра Благоева утверждается как пролетарский революционер. В 20-летнем возрасте он вступает в ряды Болгарской рабочей социал-демократической партии. Это произошло в период разгара борьбы между марксистским и оппортунистским крыльями в её рядах. Без всяких колебаний Димитров становится на сторону марксистов и принимает активное участие в борьбе против оппортунистов. Партия очистила свои ряды от берштейнианства (1903 г.), а после победы Октябрьской революции стала называть себя Коммунистической и вместе с другими партиями участвовала в создании Коммунистического Интернационала. В ней Георгий Димитров прошел путь от рядового члена до первого руководителя, всегда находясь в первых рядах борьбы. С его именем связано и первое в мире антифашистское восстание, вспыхнувшее в Болгарии в сентябре 1923 года.

Пожар в рейхстаге застал Г.Димитрова руководителем Западноевропейского бюро Коммунистического Интернационала. Эта провокация не удивила его. Ему было ясно, что она вписывается в политику германской буржуазии, которая, испугавшись роста революционного движения, роста авторитета и влияния Коммунистической партии Германии, поставила у власти Адольфа Гитлера. 13 января 1933 года рейхпрезидент фон Гинденбург назначил его канцлером Германии. В стране была установлена открытая фашистская диктатура, угрожавшая террором и уничтожением всем прогрессивным силам страны. И неудивительно, что первая мысль, осенившая Димитрова при известии о пожаре, была: «Начинается!».

По какой-то «случайности» перед охваченным огнём рейхстагом оказываются А.Гитлер, Г.Геринг и Й.Геббельс. Гитлер кричит: «Это божий знак! Если этот пожар является, как я убежден, делом коммунистов, то мы должны раздавить железным кулаком эту смертоносную чуму». Эти слова были указанием, распоряжением, приказом действовать. И действия не заставляют долго ждать. На другой день фон Гинденбург подписывает «Декрет о защите народа и государства», на основе которого по всей стране начинается массовый террор. Первой жертвой его становятся коммунисты, вслед за ними — социал-демократы и другие антифашисты. В первые дни марта 1933 года арестован руководитель Коммунистической партии Германии Эрнст Тельман. 9 марта к группе арестованных германских коммунистов присоединяют и группу трех болгарских коммунистов — Георгия Димитрова, Василия Танева и Благоя Попова.

В приказе об аресте Г. Димитрова обвинение сформулировано следующим образом: «…27 февраля 1933 г. вместе с каменщиком Ван дер Люббе:

1. сделал попытку изменить путём насилия государственное устройство Германии;
2. преднамеренный поджог здания рейхстага … с намерением использовать его в качестве сигнала для восстании…».

То, что процесс имеет политическую подоплеку, не удивило Димитрова, но его возмутило то, что поводом для процесса стало криминальное злодеяние. Он считал, что, связывая его деятельность с подобным преступлением, посягают на его честь и достойнство как человека и пролетарского революционера. Поэтому Георгий Димитров посылает письмо-протест полицейским следственным органам. В нём он с возмущением отвергает всякое подозрение в каком-либо прямом или косвенном участии в этом антикомумминистическом акте, в этом предосудительном с любой точки зрения злодеянии и решительно протестует против неслыханной несправедливости, совершённой против него в связи с его арестом по поводу этого преступления. «Как коммунист, как член Болгарской Коммунистической партии и Коммунистического Интернационала я, — заявляет он, — принципиально против индивидуального террора, против всяких бессмысленных поджогов, потому что эти акты несовместимы с коммунистическими принципами и методами массовой работы, с экономической и политической работой, потому что они приносят только вред освободительному движению пролетариата, коммунизму».

А по поводу обвинения, что в приписанном ему преступлении он участвовал вместе с Ван дер Люббе, Г.Димитров поясняет, что узнал о пожаре из газет 28 февраля в поезде, когда ехал из Мюнхена в Берлин. Тогда впервые он узнал имя и увидел фотографию «поджигателя». Он объясняет, что во время своего пребывания в Германии не вмешивался во внутренние дела страны, не принимал ни непосредственного, ни косвенного участия в политической борьбе в Германии. Решительно отвергая всякое подозрение в участии в этом чудовищном преступлении, Димитров отмечает: «По моему глубокому убеждению пожар в рейхстаге может быть делом только обезумевших людей или злейших врагов коммунизма, которые хотели этим актом создать благоприятную атмосферу для разгрома рабочего движения и Коммунистической партии Германии. Я, однако, не являюсь ни безумцем, ни врагом коммунизма». Здесь адрес настоящих поджигателей ясно указан.

Письмо-протест Георгия Димитрова показывает, что он очень хорошо и правильно понял замысел гитлеровцев. Этот замысел был в том, чтобы или Г.Димитров должен стать их слепым орудием, которое они будут использовать в своих целях как властвующая сила германской крупной буржуазии для разгрома Коммунистической партии Германии, или ему придется расстаться со своей буйной и непокорной головой. Димитров отвечает хорошо продуманной стратегией и тактикой политической защиты накануне предстоящего процесса и придерживается её основных черт во время всего процесса.

В отличие от Георгия Димитрова полицейские и судебные органы не смогли расшифровать его послание, выраженное в письме-протесте. Если бы они сумели это сделать, то не понесли бы то унижение, которое были вынуждены пережить в связи с вынесением оправдательного приговора, ставшего возможным благодаря мужественному поведению Г.Димитрова.

На процессе встретились и сражались две неравнозначные, две неравноценные величины. Неравноценные и неравнозначные потому, что они являлись представителями двух разных миров — старого, уходящего и нового, приходившего ему на смену. А ещё А.И.Герцен сказал, что в природе действует один неумолимый закон, согласно которому младенцы умирают иногда, а старики — всегда.

В ответ на письмо-протест Димитрова гитлеровские власти в лице следствия и суда решают сломать силы и волю к борьбе «темного балканского субъекта», как назвали его фашисты, путём физического насилия, голода и т. д. Только через неделю после ареста его переводят в тюрьму Моабит, а через другую — надевают на него наручники, которых не снимают ни днём ни ночью на протяжении пяти месяцев. Ко всему этому добавляются и открытые угрозы к расправе. Во время одного из допросов советник Имперского суда Фогт на заявление Георгия Димитрова, что тот ручается своей головой в невиновности Попова и Танева, так как они и он «не имеют никакого отношения к поджогу рейхстага», предупреждает его не ручаться так щедро ею, потому что ему и без того придётся расстаться с ней. А Геринг с высоты своего положения министра-председателя и министра внутренних дел угрожал ему рассправой как только выйдет из зала суда.

Тяжёлый тюремный режим для болгарских подсудимых, постоянные угрозы о расправе со стороны высокопоставленных лиц формируют у Г.Димитрова чувство, что он находится на «священном перекрёстке». Уже первые столкновения с обвинителями подсказывают ему, что по воле случая в его руках находится не только его личная судьба пролетарского революционера, но и судьба коммунистического движения, которому он посвятил свою жизнь. Поняв, что ему предстоит сложнейший поединок, он начинает готовиться очень серьёзно: обогащает свои знания по философии, изучает историю немецкого народа. Это позволяет ему глубже уяснить события, происходившие в начале 30-х годов в Германии. Димитров приходит к выводу, что эти события имеют временный характер и во многом являются возвратом назад, к прошлому. 3 мая 1933 года он пишет в своём тюремном дневнике: «В тюрьме прочитал около 6 700 страниц по истории Германии». Наряду с изучением разных трудов по истории, он изучает и творчество Гёте, Шекспира, Байрона и т. д. По его признанию очень сильное впечатление произвел на него афоризм Гёте «Потеряешь имущество — теряешь мало. Потеряешь честь — теряешь много. Потеряешь смелость — теряешь всё!». И ещё: «Волк растерзает того, кто ведёт себя как ягненок». А 1 мая, в День международной солидарности трудящихся отмечает: «…Я заключен в Моабите, в наручниках! Весьма отвратительно и грустно. Но … Дантон: «Никакой слабости!».

Все документы процесса говорят о том, что со дня ареста до момента освобождения Г.Димитров не допускает никакой, абсолютно никакой слабости. Как во время полицейского расследования, так и на самом процессе он не теряет смелость и поэтому не теряет и свою честь, и своё достоинство пролетарского революционера.

Сообщение об аресте Димитрова, Попова и Танева и выдвинутое против них лживое обвинение возмутило мировую прогрессивную общественность. Во многих странах возникают комитеты в защиту жертв нацистской диктатуры в Германии. Во многих городах и сёлах стран Европы люди выражают своё возмущение. Создаётся Международный комитет защиты жертв германского фашизма во главе с английским юристом Денисом Ноуэллом Приттом. Этот комитет формирует Международную следственную комиссию, задачей которой было выяснение правды о поджоге рейхстага. Она стала известной как «Лондонский контрпроцесс». Контрпроцесс проводит расследование и 20 сентября 1933 года распространяет своё заключение, что обвиняемые коммунисты невиновны. Комиссия выражает свои основательные подозрения, что рейхстаг подожгли или сами руководители фашистской партии, или это произошло по их поручению. Эти подозрения оказали очень сильное влияние на расширение протесного движения во всём мире и поставили в очень деликатное положение суд в Лейпциге, который открылся 21 сентября.

Абсурдные обвинения повторяются и в обвинительном акте, вручённом подсудимым 3 августа 1933 года. Это не удивляет Георгия Димитрова. Стало очевидным, что гитлеровцы твёрдо решили сделать во что бы ни стало обвиняемых поджигателями. А это означает, что их цель — нанести сокрушительный удар по Коммунистической партии Германии и международному коммунистическому движению, выступить в роли спасителей мира от коммунизма.

Чтобы осуществить эту цель, гитлеровцы навязывают ещё одну провокацию. Они лишают Г.Димитрова права на юридическую защиту. Свою готовность явиться в суд в качестве его защитников объявляют 25 адвокатов из разных стран, но ни одного из них не допустили в суд. Димитрову оставили только служебного защитника. Это был д-р Пауль Тейхерт. Он не поддержал решение Димитрова придать защите политический характер. Тогда Георгий Димитров заявляет, что будет нести отвественность только за те поступки и предложения Тейхерта, которые предварительно будут согласованы с ним. В этом случае Г.Димитров являлся одновремено и обвиняемым и защитником. Обвинение пригласило на суд более 60 лжесвидетелий, которые должны были доказать вину подсудимых, но они провалились. Димитров следил с большим вниманием за каждым их словом, анализировал их показания, задавал им вопросы, и они, выведенные из контекста внушений, становились совсем беспомощными. Обвинение утверждало, что целью поджога было подать сигнал о восстании, но никто из свидетелей не смог привести пример о подготовке чего-нибудь подобного. Георгий Димитров делает вывод, что ничего подобного не было и поэтому обвинение является ложным.

Кульминация поединка наступает, когда ему предоставляется слово для заключительной речи. Это происходит 16 декабря 1933 года. В этой речи проявляется весь Г.Димитров, и как человек, и как пролетарский революционер, патриот и интернационалист. В начале речи он выражает свое глубочайшее возмущение несправедливым обвинением, что подобное антикоммунистическое преступление приписывается коммунистам. Вместе с тем признает, что во время процесса его язык бывал иногда резким, но это происходило потому, что защищал самого себя, защищал смысл и содержание своей жизни, свои коммунистические убеждения. Поэтому «каждое слово, произнесённое мной перед Имперским судом — это кровь от крови и плоть от плоти моей». Он не может говорить спокойным языком, когда называют его народ диким и варварским. Народ, который находился 500 лет под иноземным игом, не теряя своего языка и национального облика, рабочий класс и крестьянство, которые мужественно борются против фашизма и за коммунизм, такой народ не может быть диким и варварским. Дикари и варвары в Болгарии — это только фашисты. «У меня нет ни малейшего основания стыдится того, что я болгарин. Напротив, я горжусь тем, что я сын болгарского рабочего класса».

Димитров атакует основной тезис обвинительного акта, что поджог рейхстага является делом КПГ и международного коммунистического движения, что пожар должен был послужить сигналом для восстания в целях изменения государственного строя в Германии. Он делает глубокий анализ политической обстановки в стране накануне поджога, раскрывая противоречия в этой стране, классовую основу фашистской диктатуры и домогательства капиталистических магнатов. Георгий Димитров указывает на то, что для политической ситуации этого периода характерны два основных момента: с одной стороны, стремление фашистов к единовластию, с другой — стремление КПГ создать единый фронт рабочих для противодействия классу капиталистов и насилиям фашистской диктатуры. В этих условиях нацисты нуждаются в поводе для осуществления задуманного ими террора против рабочего класса и его авангарда — КПГ. Этот повод создаётся путём поджога рейхстага. Красноречиво доказывает это тот факт, что уже на другой день после поджога появляется Декрет о ликвидации демократических прав и свобод граждан. Раскрывая всё это, Г.Димитров упрекает судебное следствие в том, что оно шло в ложном направлении, ищет поджигателей там, где их нет и не может быть. «Таким образом, — заключает Димитров — это преступление родилось, как я считаю, из тайного союза между политическим безумием Ван дер Люббе и политической провокацией врагов германского коммунизма… Представитель политического безумия находится здесь, на скамье подсудимых, представитель политической провокации, врагов германского рабочего класса отсутствует, он исчез». Ван дер Люббе не мог знать, что когда он делал неловкие попытки поджечь ресторан, коридор и нижний этаж, в то же время другие поджигают пленарный зал. Георгий Димитров категорически заявляет: «Кто такой Ван дер Люббе? Коммунист? Нет… Ван дер Люббе не коммунист и не анархист, не настоящий рабочий, а люмпен-пролетарий, деклассированный рабочий, несчастное орудие, которым злоупотребили враги коммунизма, враги рабочего класса, из которого он вышел». Анализируя результаты судебного следствия, Г.Димитров делает следующий вывод: «Легенда о том, что пожар в рейхстаге — дело рук коммунистов, целиком рухнула… Пожар в рейхстаге не находится ни в какой связи с деятельностью коммунистической партии — не только с восстанием, но даже и с демонстрацией, с забастовкой или с другой акцией подобного рода… Доказано, что пожар в рейхстаге явился поводом, прелюдией к широко задуманному уничтожительному походу против рабочего класса и его авангарда Германской Коммунистической партии».

Георгий Димитров высоко оценивает борьбу КПГ и международного коммунистического движения. Он понимает, что фашистская диктатура поставила немецких коммунистов в очень сложные условия. Но это ни в коем случае не означает, что КПГ проявляет склонность к авантюристическим действиям. Международный опыт коммунистического движения свидетельствует о том, что коммунисты могут вести победоносную борьбу и в нелегальных условиях. Ярким примером тому является большевистская партия, сумевшая осуществить в таких условиях социалистическую революцию. Он поддерживает политику КПГ о создании единого рабочего фронта и отвергает тезис тех, кто говорил, что у КПГ не было другого выхода кроме как организовать вооружённое восстание. КПГ проводит линию Коммунистического Интернационала на массовую работу, массовую борьбу, массовое сопротивление, единый фронт, отвергая авантюры.

В конце речи, прежде чем председатель суда лишил Г.Димитрова слова, он высказывается в отношении предложения прокурора вынести оправдательный приговор за недостатком улик. «Я, — говорит он, — этим абсолютно неудовлетворён… Это не устранило бы подозрения… Мы... должны быть оправданы не за недостатком улик, а потому что мы как коммунисты не можем иметь ничего общего с этим антикоммунистическим актом».

Как во время всего судебного разбирательства, так и в его выступлении с заключительной речью, Г.Димитрова неоднократно прерывали и угрожали ему, что лишат его слова. Это заставило его торопиться, чтобы успеть сказать всё задуманное. В самом конце речи он успевает указать на урок, который германский пролетариат должен иметь ввиду, опираясь на историю. Этот урок он формулирует, цитируя Гёте:

Тяжким молотом взвивайся —
Или наковальней стой.

Последние слова Димитрова в заключительной речи на суде выражают его безоговорочную веру, что дело, которому он посвятил свою жизнь, восторжествует: «Колесо истории вертится… оно будет вертеться до окончательной победы коммунизма!».

23 декабря 1933 года. Последнее заседание Имперского суда. После трехмесячного поединка суд вынужден вынести оправдательный приговор Г.Димитрову, Б.Попову, В.Таневу.

Мировая антифашистская общественность единодушна в оценке Лейпцигского процесса, считая что он нанёс первый морально-политический удар по германскому фашизму. Антифашисты полагают, что приговор суда является свидетельством высочайшего героизма и воли к победе болгарского коммуниста Георгия Димитрова.

(В сокращении редакции)

Поздно вечером 27 февраля в Берлине горит здание Рейхстага - германского парламента. В поджоге обвинят коммунистов, но на суде болгарин Димитров победит «наци № 2» Геринга

На пожар тут же примчались все трое тогдашних вождей нацистов: Гитлер, Геринг, Геббельс. В горящем дворце полиция обнаруживает Маринуса ван дер Люббе, подданного Нидерландов и члена тамошней компартии. Гитлер наутро заявит, что пожар - сигнал о начале коммунистического переворота. Геринг объяснит его местью за устроенный накануне разгром штаб-квартиры Компартии Германии. Немедленно принимается первый из чрезвычайных законов, фактически отменяющих конституцию, далее они последуют один за другим . Версия о маньяке-одиночке, из-за которого разом заполыхало все огромное здание, вызывает сомнения сразу же. Ван дер Люббе и вправду был пироманом и вроде накануне рассказывал в пивных о своих геростратовских планах. Но, похоже, ему помогли: на Нюрнбергском процессе два свидетеля дадут показания о причастности к поджогу самих нацистов. Якобы десять штурмовиков во главе с Карлом Эрнстом принесли в Рейхстаг канистры с бензином. В любом случае гитлеровцы постарались сполна воспользоваться пожаром - как если бы он был долгожданным.

Судебные слушания открывают в Лейпциге 21 сентября 1933-го, когда фашистская диктатура в основном установлена. Один обвиняемый полубезумец - масштаб мелкий. Арестован экс-глава фракции КПГ в Рейхстаге Эрнст Торглер и трое находившихся в Германии болгарских коммунистов - Георгий Димитров, Васил Танев, Благой Попов. Обвинителем решил выступить лично Герман Геринг - как глава рейхстага. Заседания транслируют по радио. Ожидается показательный процесс с мировым резонансом. Ван дер Люббе выглядит «обработанным» в тюрьме: на скамье подсудимых сидит безучастный, отвечает односложно или отмалчивается. Согласно материалам дела, он признался в содеянном, но сообщников не назвал. Про его знакомство с остальными фигурантами известно только со слов полицейского осведомителя. Предъявлены алиби: в момент пожара Торглер сидел в ресторане, а болгары и вовсе были в Мюнхене. Где тут заговор?

Неожиданно главной фигурой процесса становится Димитров. Владея немецким, он защищает себя сам, беспрестанно полемизируя с Герингом. Главу болгарской компартии 36 раз лишают слова и 5 раз удаляют из зала. На очередное требование Геринга замолчать Димитров восклицает: «Вы боитесь моих вопросов, господин министр-президент!» (официальное обращение к главе рейхстага). Обвиняемый пространно цитирует стихи Гёте, а когда обвинитель назовет его «темным балканским субъектом», то услышит в ответ, что даже через 500 лет после того, как Кирилл и Мефодий создали свою азбуку, Карл V решался говорить по-немецки только со своим конем, а дворяне пользовались латынью. Радиотрансляция прекращена.

После трех месяцев прений ван дер Люббе признают виновным. Его казнят. В 2008 году в Германии вынесут решение о посмертной реабилитации. Остальные подсудимые оправданы, но их оставляют под стражей. Торглера заключат в концлагерь, он письменно откажется от политической деятельности и будет освобожден. Болгар в феврале 1934-го вышлют в СССР, который предоставит им свое гражданство. Попов с 1937-го проведет 17 лет в ГУЛаге, потом получит пост в МИДе своей страны. Танев уйдет добровольцем в Красную армию и погибнет на войне. Димитров, чествуемый как «герой Лейпцига», возглавит Коминтерн, а после его роспуска - международный отдел ЦК ВКП(б) и станет первым правителем социалистической Болгарии .

Упоминаемые в тексте феномены

Гитлер пришел к власти 1933

Лидер нацистской партии Адольф Гитлер стал канцлером Германии. За полтора года бывшая республика превратится в абсолютную диктатуру вождя-фюрера, главы государства и правительства. До конца десятилетия немецкий фашизм для советской пропаганды — высшее зло мирового империализма

Приговор в Нюрнберге. Трибунал в Токио 1946

Закончен международный судебный процесс над главными военными преступниками в Германии и начат аналогичный в Японии

Соцлагерь 1947

В подконтрольных странах Восточной Европы СССР устанавливает коммунистическое правление по своему подобию. Руководя сателлитами индивидуально, Кремль создает и общий надзорный орган — за верностью «генеральной линии» будет следить Коминформ

Лейпцигский процесс – первая победа коммунистов над фашистами September 21st, 2016

21 сентября в Лейпциге стартовал судебный процесс о поджоге рейхстага в Берлине. На скамье подсудимых оказались пять человек, четверо из которых были коммунистами. Обвинение против них было собрано так грубо, что в итоге, 23 декабря процесс закончился оправданием четверых из пяти подсудимых ввиду недостаточности улик.

Первым из подозреваемых был задержан некто Маринус ван дер Люббе, гражданин Нидерландов, который, как выяснилось позже, вышел из коммунистического движения ещё в 1931 году. Следующим был арестован лидер парламентской фракции компартии Германии Эрнст Торглер. Так как германская пресса пестрила необоснованными обвинениями в адрес коммунистов, он сам явился в полицию, где намеревался изложить свою позицию, но был схвачен и упрятан за решётку. Ещё трое человек были арестованы по наводке официанта одного из заведений, который ради получения лёгких денег объявленных за награду о поимке сообщников Маринуса ван дер Люббе, оговорил трёх посетителей ресторана. Ими оказались коммунисты Болгарии Благой Попов, Васил Танев и руководитель подполья Коминтерна Георгий Димитров. Болгары сразу стали начисто отрицать всякую связь с Маринусом ван дер Люббе, так как даже не были знакомы с ним.

Но для того чтобы понять подоплёку организованного нацистами судилища по поджогу рейхстага, нужно напомнить исторический контекст тех февральских событий.

А дело в начале 1933 года в Германии обстояло так. Несмотря на то, что к тому времени нацисты уже пришли к власти (Адольф Гитлер был назначен рейхсканцлером 30 января 1933 года), на предстоящих в начале марта выборах они вовсе не чувствовали уверенности в своей победе. Влияние коммунистической партии Германии и профсоюзов было достаточно высоким и не позволило бы нацистам получить большинство в парламенте.

27 февраля 1933 года в Берлине произошло событие, которое прочно вошло в историю как очередная провокация германских нацистов. Вечером этого дня был осуществлён поджог здания рейхстага, которое очень сильно пострадало и впоследствии не использовалось долгое время. Подконтрольная нацисткам пресса в один голос стала обвинять в поджоге коммунистов.

Законом была отменена свобода личности, собраний, союзов, слова, печати. Была отменена тайна переписки и неприкосновенность частной собственности. Под запрет попала Коммунистическая партия Германии. Только в течение последующих нескольких дней были арестованы несколько тысяч коммунистов, а также лидеры либеральных и социал-демократических движений. Были закрыты все, оппозиционные нацистам, печатные издания. Но даже несмотря на такие меры, гитлеровцам так и не удалось получить необходимое большинство. В итоге они лишили коммунистов и ряд социал-демократов полученных мандатов и провели через парламент «Закон в целях устранения бедствий народа и государства», после которого начался захват власти членами гитлеровской партии на местах. Так в Германии началась диктатура нацистов.

Уже эти события дают чёткое понимание того, кому на самом деле был выгоден поджог здания рейхстага. Исследования, проведённые позже, показали, что пожар был делом рук группы штурмовиков во главе с Карлом Эрнестом, доверенных людей Рема, действовавших при содействии Геринга и Геббельса. Ведь только в ходе тушения огня, прибывшие на место пожарные, обнаружили 65 очагов возгорания по всему зданию, что явно указывало на согласованные действия многочисленной группы. Многие неприглядные для нацистов факты вскрывались уже в ходе следствия о поджоге, но гитлеровцы методично и безжалостно уничтожали всех свидетелей и участников тех событий.

Но вернёмся к процессу, который по задумке фашистов должен быть стать образцово-показательным судом над коммунистами, которые по версии гитлеровцев после поджога рейхстага намеревались начать путч и незаконный захват власти. Напомню, что проходил он с 21 сентября по 23 декабря 1933 года. Всего состоялось 54 заседания ход которых освещали 120 журналистов со всего мира, за исключением советских (их нацисты не допустили на процесс).

Надо отметить, что до начала суда это дело рассматривалось в Лондоне международной комиссией, в состав которой вошли видные общественные деятели стран Европы. Немецкие эмигранты подняли на ноги всю международную общественность и собрали множество фактов указывающих на причастность нацистов к поджогу рейхстага. К моменту завершения работы комиссии стало ясно, что Маринус ван дер Люббе действительно являлся поджигателем, однако служил лишь орудием в руках нацистов. На суде в Лейпциге обвинители изо всех сил старались, чтобы вскрытые комиссией факты не были вынесены на процесс.

Четверо подсудимых не доставили никаких хлопот суду и обвинению, а вот Георгий Димитров, который выступил в роли защитника (немецкие власти назначили обвиняемым адвоката, тактика которого не устраивала болгар), сделал это настолько блестяще, что практически перевернул процесс. Он сделал всё, чтобы вскрыть преступные деяния нацистов и, по сути, выступал как обвинитель.

Блестящая защита Димитрова на суде получила высокую оценку, ведь процесс попал под пристальное внимание всего мира. Суд широко освещался в прессе и транслировался по радио. Выступления Георгия Димитрова на процессе описаны в книге Камена Калчева «Димитров: сын рабочего класса» (Молодая гвардия, Москва, 1962) . Вот некоторые цитаты из выступлений на суде самого Димитрова, который вёл себя на процессе уверенно и спокойно, так как мог доказать, что в момент поджога здания рейхстага находился в Мюнхене:

— Я здесь для того, чтобы защищать коммунизм и себя самого.

— Я защищаю себя самого, как обвиняемый коммунист. Я защищаю свою собственную коммунистическую революционную честь. Я защищаю свои идеи, свои коммунистические убеждения. Я защищаю смысл и содержание своей жизни. Поэтому каждое произнесенное мною перед судом слово — это, так сказать, кровь от крови и плоть от плоти моей. Каждое слово — выражение моего глубочайшего возмущения против несправедливого обвинения, против того факта, что такое антикоммунистическое преступление приписывается коммунистам.

— Далее, также совершенно правильно, что я — за пролетарскую революцию и за диктатуру пролетариата. Я глубоко убежден, что в этом спасение и единственный выход из экономического кризиса и военной катастрофы капитализма. И борьба за диктатуру пролетариата и за победу коммунизма, бесспорно, составляет содержание моей жизни. Я желал бы еще по крайней мере двадцать лет прожить для коммунизма и затем спокойно умереть. Но именно поэтому я решительный противник методов индивидуального террора и путчизма. К поджогу рейхстага я не имею абсолютно никакого — ни прямого, ни косвенного — отношения. Поджигателя рейхстага Ван дер Люббе я вижу впервые здесь, в этом зале.

— Все предварительное следствие против меня велось с предвзятостью и с явным намерением любой ценой, вопреки всем противоречащим этому фактам сфабриковать из меня для имперского суда поджигателя рейхстага, после того как длившееся месяцами предварительное следствие оказалось не в состоянии, как это теперь для меня ясно, найти настоящих виновников.

— Кто такой Ван дер Люббе? Коммунист? Отнюдь нет! Анархист? Нет! Он деклассированный рабочий, он бунтующий люмпен-пролетарий, тварь, которой злоупотребили, которую использовали против рабочего класса. Нет, он не коммунист. Он не анархист. Ни один коммунист в мире, ни один анархист не будет вести себя на суде так, как ведет себя Ван дер Люббе. Подлинные анархисты совершают бессмысленные дела, но на суде они держат ответ и объясняют свои цели. Если бы какой-нибудь коммунист сделал что-либо подобное, он не молчал бы на суде, когда на скамье подсудимых сидят невинные. Нет, Ван дер Люббе не коммунист, не анархист; он орудие, которым злоупотребил фашизм.

Димитров выступал настолько блестяще, что довёл до истерики выступавшего на процессе свидетелем Геринга. Яркое описание поединка Димитрова с Герингом дала венская социал-демократическая газета «Арбейтерцейтунг»:

«Человек, который там, в Лейпциге, гордо, отважно, неустрашимо стоит перед подлым судилищем, будет жить как один из героев этого мрачного времени: Димитров, болгарский коммунист. Каждый его вопрос пробивает брешь в стене глупости, подлости и низости, которую германские властители воздвигли вокруг разваливающегося капитализма. Сквозь эти бреши веет дуновение будущего, полного свободы, величия и человеческого достоинства. Каждый его вопрос — это атака, и не один из его вопросов не служит его личной защите: этот обреченный на смерть борется не за свою жизнь, он борется за высокое дело, которому подчиняет свою жизнь, за социализм, который наполняет его самосознанием, уверенностью в победе. Редко случалось видеть что-нибудь такое же потрясающее, что-нибудь такое же встряхивающее и окрыляющее, как борьба этого человека против германских властителей. У них, у этих обагренных кровью завоевателей, есть министерство пропаганды, у них есть гигантские фейерверки и гигантские демонстрации, у них громкоговорители и пулеметы, залы собраний и суды, — а этот обвиняемый болгарин, этот одинокий Димитров не имеет ничего, кроме своих уст, своего мужества, своего фанатизма. И все же германские диктаторы, скрежеща зубами, чувствуют, что этот обреченный на смерть сильнее» чем весь их аппарат власти, что каждый его вопрос оказывает более сильное действие, чем вся их дьявольски функционирующая пропаганда. Все это разрядилось вчера, вылившись в сцену, в которой сущность пролетарской революции столкнулась с гнусностью фашистской диктатуры. Геринг, убийца, поджигатель и морфинист, всемогущий министр по делам террора и смерти, выступил вчера свидетелем на суде… Нервы морфиниста не выдержали… Самый могущественный человек в Пруссии, человек, которого в Германии страшатся больше всех, потерял самообладание, стал реветь и визжать, как сумасшедший».

На митинге советской и кубинской молодёжи в Москве в 1962 году Никита Хрущёв так описывал суд над Димитровым:

«На Лейпцигском процессе он был как бы в клетке с тиграми. Нельзя без волнения читать то, что говорил там Георгий Димитров. Он говорил так, словно судили в Лейпциге не его, а он судил, судил Геринга, судил Геббельса, судил Гитлера, судил фашистских заправил и извергов, судил фашистский режим» .

В итоге Лейпцигский процесс закончился совсем не так, как планировали нацисты. К смертной казни был приговорён только сам поджигатель - Маринус ван дер Люббе. Остальные обвиняемые были оправданы ввиду недостаточности улик. Несмотря на давление со стороны нацистского руководства, судьи так и не рискнули вынести обвинительный приговор невиновным. Тем не менее, все четверо оправданных Геринг отправил в тюрьму. И только 27 февраля 1934, под сильным давлением международного общественного мнения, троих болгарских коммунистов освободили, а немецкого коммуниста Торглера всё-таки сразу же отправили в концлагерь.

Надо напомнить, что фашисты также готовили суд над руководителем германской компартии Эрнстом Тельманом, но после провала на Лейпцигском процессе они не рискнули его устраивать. Эрнст Тельман так и провёл всё время диктатуры нацистов в застенках, а в 1944 году без суда и следствия был казнён в Бухенвальде.

Спустя год, в мае 1945 года рабоче-крестьянская Красная Армия под руководством всесоюзной коммунистической партии большевиков одержат великую победу над фашизмом, а над зданием рейхстага - логовом нацистского зверя - «заполыхает» Красное знамя Победы. А вскоре и сами обвинители Лейпцигского процесса окажутся на скамье подсудимых международного трибунала в Нюрнберге.